УНТЕР—ОФИЦЕР ШТЕЙНИКОВ РАЗДУМЫВАЕТ ОТПРАВЛЯТЬСЯ В АРЕСТАНТСКИЕ РОТЫ
В Соликамской тюрьме за сравнительно короткий период Штейников успел трижды попасть в карцер, дважды быть высеченным и неоднократно быть битым по зубам.
Всему этому способствовало то, что Штейников обладал странным и неуживчивым характером. Нельзя сказать, чтобы он грубиянил администрации. Наоборот, он подчеркнуто четко, по-солдатски отвечал на каждый вопрос, а на поверке никто так громко, как он, не орал в ответ на приветствие:
— Здравия желаю, ваше благородие!
Но, несмотря на все это, а может быть, именно поэтому, начальство ему не доверяло и всегда ожидало от него какой-нибудь выходки.
Так, например, встретившись в коридоре с помощником начальника тюрьмы, он встал, вытянувшись во фрунт, и совершенно неожиданно спросил почтительно:
— Разрешите поинтересоваться, ваше высокородие, что у вас слышно, скоро ли революция будет?
А в другой раз в тюремной больнице, когда доктор приказал больному, едва стоящему на ногах арестанту, отправиться обратно и не велел тому больше показываться в больницу, то Штейников успокоительно гаркнул доктору:
— Будьте благонадежны, ваше благородие! Он не покажется. Куда ему показываться, когда он не сегодня—завтра с вашего разрешения подохнуть должен.
Растягиваясь же на скамейке для того, чтобы быть высеченным, он сказал в порыве откровенности присланному для наблюдения лекарю:
— Беда, как не люблю, когда меня секут, господин лекарь. Ей—богу, никакого удовольствия. Если бы вам, господин лекарь, с полсотни влепить, то вы, должно быть, и папу с мамой не узнали бы?
Характерно то, что вообще в промежутки между этими редкими репликами Штейников молчал или говорил крайне неохотно.
Здесь же, в тюрьме, он познакомился с Петром Неволиным и братом Алексея Давыдова — Иваном. Последнему он передал еще при поступлении в тюрьму брошенную неизвестно кем бумажку с камнем, в которой сообщали о том, что Алексей застрелил стражника и скрылся неизвестно куда.
Вскоре Штейников с партией арестантов должен был отправиться дальше в Сибирь.
«В Сибирь, так в Сибирь, хоть к самому дьяволу!» —решил Штейников и, вероятно, позвякивая кандалами, пошел бы он отмеривать версты, если бы одно обстоятельство не изменило бы вдруг его намерение.
Каким—то образом Иван Давыдов получил письмо от Алексея. Алексей писал, что скоро он думает возвратиться опять в Александровский завод, но уже с группой боевиков. А потому предлагал Ивану поразмыслить над планом побега, обещая прислать необходимую для подкупа сумму.
— Алеша действует,—решили они.
И в ту же ночь Штейников, размышляя над предложением Неволина, два часа пролежал с открытыми глазами молча, а потом заявил вдруг категорически, что он раздумал отправляться в арестантские роты; решил бежать и присоединиться к группе Алексея.
Петр и Иван начали внимательно нащупывать почву, кого бы это из администрации можно было подкупить? И после некоторых колебаний выбор их остановился на надзирателе Мальцеве.
Однако этот план бегства с подкупом был непригоден для Штейникова как чересчур затяжной, а потому он изобрел свой собственный план.
Нельзя сказать, чтобы план этот блистал особенной изобретательностью, ибо здесь не было ни подкупов, ни перепиленных решеток — ничего. План был прост и четок.
Когда партия отправляемых арестантов тронулась к пристани по Соликамским улицам, Штейников незаметно потуже подтянул ремешок на брюках, расстегнул ворот и, когда арестанты дошли до перекрестка, Штейников с силой толкнув стоявшего рядом конвойного, на глазах у всех прыгнул в сторону и пустился наутек.
Почти одновременно загрохотали вдогонку выстрелы из десяти или двенадцати винтовок. Но Штейников, не обращая внимания, ровным солдатским бегом на носках продолжал нестись вперед. Он выбежал за город, преследуемый пятью конвойными. Конвойные остановились в ряд и спокойно с колена начали посылать ему вдогонку пулю за пулей.
Штейников зигзагами добежал до подножия холма. Теперь ему оставалось самое трудное — пробежать сажен двадцать в гору. Это было почти невозможно. Тогда он вы кинул такой номер: зашатался и упал, как будто подстреленный. И, когда конвойные разом бросились к нему, он вдруг прыгнул опять вперед.
Этим он выиграл, во—первых, то, что прошло по крайней мере полминуты, пока догонявшие его снова остановились в ряд и взяли винтовки на изготовку; во—вторых, то, что руки преследователей сразу же после бега дрожали и не смогли взять правильно арестанта на мушку. В следующую минуту он уже был за холмом. Подоспевшие туда конвойные увидали, что Штейников теперь далеко и, как закусивший удила иноходец, несется по холмистому лугу, то исчезая, то появляясь вновь.
Преследователи дали еще несколько выстрелов. Потом, путаясь ногами в ножнах шашек и задыхаясь от усталости, они побежали вслед за Штейниковым, поминутно оборачиваясь и ожидая, что вот—вот прискачет, вероятно, вызванный уже резерв конных стражников.
Но стражники прискакали слишком поздно, ибо Штейников, не получив ни одного золотника свинца, сделал крюк. Крепкой солдатской грудью он мощно разрезал волны седой Камы, вышел на песчаный берег и, пошатываясь, ушел в лес.